Стивен Ван Дайн - Злой гений Нью-Йорка [Дело Епископа]

Ознакомительная версия.

— О конечно! — Доремус даже не поднял головы. Он повернул тело на бок и стал ощупывать затылок.

Суббота, 2 апреля, 1 час 30 минут пополудни

В тот момент, когда мы вошли в холл, приехали из главного управления капитан Дюбуа с сыщиком Беллами и эксперты по дактилоскопии. Сыщик Сниткин тотчас же повёл их к лестнице в подвальное помещение, а Маркхэм, Ванс и я поднялись на второй этаж.

Библиотека была большая роскошная комната, по крайней мере, двадцати футов длиною, во всю ширину дома. Стены её до потолка были уставлены полками с книгами, посредине западной стены возвышался массивный бронзовый камин, громадный письменный стол был завален газетами и брошюрами. Рядом стояли широкие кресла, обитые тёмной кожей.

Профессор Диллард сидел за письменным столом, одна нога его покоилась на бархатной скамеечке; в углу у окна, на мягком кресле, приютилась его племянница, молодая девушка с правильными чертами лица, в строгом костюме tailleur[3]. Старик не встал нам навстречу и даже не извинился. Он считал, что мы знаем о его болезненном состоянии. Маркхэм объяснил причину присутствия Ванса и меня.

— Очень сожалею, Маркхэм, — заговорил профессор, когда мы все уселись, — что причиной нашего собрания является трагедия, но видеть вас всегда приятно. Я полагаю, что вы желаете подвергнуть допросу меня и Белл. Спрашивайте обо всем, что вас интересует.

Профессор Бертран Диллард — человек лет шестидесяти с небольшим, слегка сгорбленный от сидячей жизни, чисто выбритый, с густыми седыми волосами. Его маленькие глаза были на редкость проницательными, морщины вокруг рта придавали ему суровое выражение, свойственное людям, сосредоточенным на решении трудных проблем. В чертах его лица виделся мечтатель и учёный: как известно всему миру, его дикие мечты о пространстве, времени и движении осуществлялись на основе новых научных фактов. Казалось, что смерть Робина только отвлекла его от абстрактных размышлений.

Маркхэм не сразу ответил. Потом он заговорил с явной почтительностью.

— Пожалуйста, расскажите, сэр, что вам известно о трагедии, а уже лотом я задам вопросы, которые сочту необходимыми.

Профессор протянул руку за старой пенковой трубкой, набил её, зажёг и уселся поудобнее в своём кресле.

— Я уже почти все рассказал вам по телефону. Робин и Сперлинг пришли сегодня к Белл около десяти утра. Но она уже ушла играть в теннис, и они остались ожидать её внизу в гостиной. Я слышал, как они разговаривали там около получаса, а затем спустились в клубную комнату. Я провёл здесь около часа за чтением, а потом, так как солнце ласково светило, я решил выйти на задний балкон. Пробыв там около пяти минут, я почему-то взглянул вниз на стрельбище и, к моему изумлению и ужасу, увидел Робина, лежащего на спине со стрелой в груди. Я поспешил вниз, насколько мне позволяла подагра, и сразу понял, что бедняга был мёртв; я тотчас же позвонил вам. В доме не было никого, кроме старого Пайна, лакея, и меня. Кухарка ушла на рынок, Арнессон в девять часов ушёл в университет, а Белл все ещё играла в теннис. Я послал Пайна поискать Сперлинга, но того нигде не оказалось, и я опять вернулся в библиотеку и стал ждать вас. Вскоре после приезда ваших людей вернулась Белл, а немного позже и кухарка. Арнессон придёт лишь после двух.

— Сегодня утром здесь никого не было: ни гостей, ни посторонних?

Профессор покачал головой.

— Только Друккер. Вы, кажется, видели его здесь однажды. Он живёт в доме за нашим и часто заходит, обыкновенно чтобы повидаться с Арнессоном, у них много общего. Он обладает истинно научным умом… Когда он узнал, что Арнессона нет дома, то посидел немного со мной, мы говорили об экспедиции, отправляемой Королевским астрономическим обществом в Бразилию, а потом он ушёл домой.

— В котором часу это было?

— Около половины десятого. Друккер только что ушёл, когда пришли Робин и Сперлинг.

— Для м-ра Арнессона не совсем обычно отсутствовать утром по субботам? — спросил Ванс.

Старый профессор взглянул проницательно и не сразу ответил.

— Не совсем обычно, хотя, вообще, по субботам он дома. Но сегодня утром ему надо было поискать что-то в факультетской библиотеке… Арнессон работает вместе со мной для моей новой книги, — добавил он.

Наступило короткое молчание, затем заговорил Маркхэм.

— Сегодня утром вы сказали, что Робин и Сперлинг ухаживали за мисс Диллард, добиваясь её руки?

— Дядя! — Молодая девушка выпрямилась и сердито посмотрела на старика. — Это нехорошо!

— Но ведь это правда, милая. — В голосе его чувствовалась нежность.

— Да, до некоторой степени правда, — согласилась девушка. — Но не следовало говорить об этом. Вы знаете, да и они тоже знали, как я на них смотрела. Мы были друзьями, вот и все. Ещё вчера вечером я совершенно ясно сказала обоим, что не буду больше выслушивать их глупых предложений. Они были просто молодые люди… и вот одного из них уже нет… Бедный Кок-Робин! — Она мужественно старалась победить своё волнение.

Брови Ванса поднялись, он нагнулся вперёд.

— Кок-Робин!

— Да, мы его так поддразнивали, но он не любил этого прозвища.

— Прозвище было неизбежно, — сочувственно заметил Ванс. — И, право, оно было очень мило. Ведь Кок-Робина любили все «птички в воздухе» и все оплакивали его смерть. — Говоря это, он внимательно смотрел на молодую девушку.

— Я знаю, — кивнула она головой. Я даже однажды сказала ему это. И все любили Джозефа; его нельзя было не любить, такой он был добрый и славный.

Ванс снова откинулся в своё кресло, а Маркхэм продолжал допрос.

— Вы говорили, профессор, что слышали, как разговаривали в гостиной Робин и Сперлинг. Вы расслышали что-нибудь из их разговора?

Старик искоса посмотрел на племянницу.

— Действительно, имеет ли этот вопрос значение, Маркхэм? — спросил он после некоторого колебания.

— При данном положении вещей весьма существенное.

— Может быть. — Профессор задумчиво затянулся и выпустил густой клуб дыма. — С другой стороны, мой ответ может произвести ложное впечатление.

— Я предполагаю, что вы доверитесь в этом случае моему суждению?

Голос Маркхэма звучал настойчиво.

Опять наступило короткое молчание, прерванное молодой девушкой.

— Отчего же не рассказать м-ру Маркхэму, что вы слышали, дядя? Кому это повредит?

— Я думал о тебе, Белл, — мягко ответил профессор, — но может быть, ты права. — Он с неудовольствием заговорил. — Дело в том, Маркхэм, что Робин и Сперлинг обменялись резкими словами по поводу Белл. Я слышал немного, но понял, что каждый из них считал другого помехой…

— Нет, они не думали этого, — вступилась мисс Диллард. — Они всегда были на ножах, между ними была вражда, но не я была её причиной. Тут дело было в их успехах в стрельбе из лука. Видите ли, Раймонд, то есть м-р Стерлинг, был лучшим стрелком, но в этом году Джозеф несколько раз побеждал его на состязаниях, на последнем годовом турнире он был провозглашён чемпионом.

— И, вероятно, Сперлингу казалось, что он упал в ваших глазах, — добавил Маркхэм.

— Какие глупости! — горячо возразила девушка.

— Я думаю, милая, что мы можем спокойно передать этот вопрос м-ру Маркхэму, — миролюбиво сказал профессор. — Какие у вас ещё вопросы, Маркхэм?

— Я бы очень хотел узнать все, что вам известно о Робине и Сперлинге: кто они, каковы их связи и знакомства, как долго вы их знали?

— Думаю, что Белл может просветить вас лучше меня. Оба молодых человека принадлежали к её компании. Я лишь случайно встречался с ними.

Маркхэм вопросительно повернулся к девушке.

— Я знаю их несколько лет, — быстро заговорила она. — Джозеф был лет на восемь-десять старше Раймонда и жил в Англии до тех пор, пока не умерли его родители; это было пять лет тому назад. Тогда он переехал в Америку и снял квартиру на Риверсайдской аллее. У него было достаточно денег, и он жил без дела, увлекаясь рыбной ловлей, охотой и другими видами спорта. Он бывал в обществе, но редко, и был хорошим другом, всегда готовым заменить отсутствующего гостя за обедом и войти четвёртым в бридж…

Она остановилась, точно её сообщения были оскорбительны для памяти погибшего и Маркхэм, поняв её чувства, просто спросил:

— А Сперлинг?

— Он сын богатого фабриканта, ушедшего от дел. Живёт в прелестном загородном доме. Там наше парадное стрельбище, а сам Раймонд — инженер-консультант в какой-то фирме, но, я думаю, он служит там только ради удовольствия своего отца, потому что в конторе он бывает раза два-три в неделю. Он окончил Бостонский политехнический университет, а я познакомилась с ним, когда он был первокурсником и приезжал домой на каникулы. Раймонд, конечно, не перевернёт вселенной, но он представляет лучший тип американской молодёжи: искренний, весёлый, немного застенчивый, но совершенно прямодушный.

Ознакомительная версия.